[pterry]

Назваине: Всегда за твоей спиной
Автор: Chiba Mamoru
Бета: ворд
Фэндом: Пратчетт Терри «Плоский мир»
Персонажи: Витинари\ Стукпостук, Ваффлз, куча разных канцеляристов
Рейтинг: G
Категория: Джен, Психология, Повседневность
Размер: Миди, 25 страниц
Дисклаймер: все принадлежит сэру Пратчетту
Описание:
Самое начало трудовой карьеры секретаря патриция, и те вехи, которые ему пришлось пройти, чтобы стать тем, кем он есть, и те, из-за которых он задержался на месте дольше прочих

1

- Как дела?
Если капитан и пожалел через три
четверти часа о том, что задал этот вопрос, то
виду не подал. «Как дела на корабле» старпом
докладывал обстоятельно и аккуратно, не упуская
даже малейшей подробности.
(из фанфиков по Стар Треку)


Почему-то у многих людей яичница ассоциируется с улыбкой. Можно ведь, дескать, приготовить глазунью из двух яиц, изображающих чудовищные круглые желтые глазищи, и бросить туда сосиску, чтобы она поджарилась до состояния улыбки - сродни той, которой запуганная сверх всякой меры жертва льстиво одаривает своего инквизитора. Есть опасения, что иную улыбку при помощи пламени не выдавить.
Ну вот и весь этот кошмар почему-то считался отличным, питательным, поднимающим настроение завтраком.
Руфус ткнул вилкой желток и тот спружинил. Он не любил пружинящую яичницу. Если уж на то пошло, он никакую яичницу не любил. Есть нормальная овсянка, отличный завтрак, и он не видел причин, чтобы…
-Руф? - раздалось у него за спиной
-Да, Мередит? - безжизненно отозвался он
-Сколько раз я говорила, чтобы ты не думал за едой! Какой пример ты подаешь Ферду?
Руфус поглядел на племянника, но тот сосредоточено трудился над своей сосиской. Племяннику недавно сравнялось двенадцать лет, а это такой возраст, когда желание спорить с родителями еще не настолько одолевает человека, чтобы присоединятся к бунту против яичниц. Впрочем, Ферд любил яичницу. Зато не любил свое имя - и Руфус его понимал. В их семье всегда была какая-то противоестественная склонность к «немного не таким» именам. Как будто этим они пытались компенсировать свою более чем неуклюжую фамилию. Иногда это удавалось, иногда - как вот Мередит - нет. На свете много Томов и Полли, хватает Генри и Дороти, однако не так уж много, если вдуматься, Руфусов и Мередит. А уж Фердинандов можно по пальцам пересчитать. Мередит очень гордилась этой идеей. Двенадцатилетний Фердинанд оставался при своем мнении. Друзья, ломая язык о странное «Ферд», быстро переделывали его во Фреда, и он не сопротивлялся. Честное слово, лучше быть Фредом Стукпостуком, чем Фердинантом Стукпостуком - поверьте человеку, уже не единожды переживавшему школьную перекличку…
-Ты меня слушаешь? - снова напомнила о себе Мередит. Она отошла от плиты и встала за спиной у мужа, так, чтобы брат мог ее видеть. Растрепанная, с торчащими из-под чепца светлыми волосами, она могла бы сойти за простушку, если бы не сложная вышивка воротника. Она как бы намекала: я не такая, как все. Мередит любила быть «не такой». И пыталась наставить на путь истинный брата, который почему-то считал, что человек имеет право быть сам предоставлен себе. В его-то двадцать с хвостиком лет…
-Да, Мередит - кивнул он, и без всякого удовольствия отправил в рот кусочек яичницы. Желудок, как бы он ни был неприхотлив, все же стоило держать полным в первую половину дня. До обеденного перерыва будет много дел, и не стоит пренебрегать даже таким явственным порождением зла, как яичница.
Мередит рассержено фыркнула, поправила передник и вернулась к плите. Откровенно говоря, Руфус не очень понимал, что она там возится: завтрак был готов, на то, чтобы приготовить это блюдо из яиц, много ума или времени не требуется, и зачем продолжать греметь посудой, он не знал.
Муж Мередит, медлительный, свято уверенный в каждом своем слове человек, не обращал на них внимания. Он яичницу любил.
-Еще молока, дорогой? - забеспокоилась Мередит. Дорогой то-то неразборчиво промычал - это могло быть и «да» и «нет», но означало на самом деле «решай сама, как скажешь, так будет». Мередит решила, что молоко еще никому не помешало.
Руфус посмотрел в окно. Погода так себе - ни дождя, ни солнца. Серое безликое небо, в котором только иногда пролетела какая-нибудь птица, придавливало улицы. Люди спешили по своим делам - утро в большом городе означило много суеты и ссор на ровном месте, пихания локтями, и ругательства под нос.
Яичница понемногу убывала. Мередит, убедившись, что бунт подавлен, снова загремела кастрюлями. Вероятно, у нее внутри них есть что-то, что позволяет им так многозначительно греметь. Как и многие домашние хозяйки, Мередит могла вольно изъясняться на подобном наречии - каждый мужчина знает, что когда женщина начинает греметь посудой, в этом звуке можно расслышать все, что она хочет сказать. Мередит сейчас сообщала, что она занятая особа, и неплохо было бы поторопиться.
-Мам, можно я сегодня задержусь?
-Нет, Фердинанд.
-Но ты же ведь не знаешь, для чего!
-Сегодня придет тетя Делима.
-Тогда я ТЕМ БОЛЕЕ задержусь, мам! - Ферд был честным ребенком. В разумных пределах, конечно.
-Тетя Делима тебя очень любит - протянула Мередит тоном, который намекал на то, что желаемое выдают за действительное.
Ферд поскорее заглотал остаток завтрака, бросил тарелку в мойку, и исчез из кухни раньше, чем опасная тема получила бы развитие. Руфус последовал его примеру - скоро часы на башне Гильдии Часовщиков, начнут бить четверть восьмого, и стоило поторопиться, чтобы быть на месте пораньше.
По улицам текли ручейки людей, сливающиеся в одну большую реку. Они появлялись из всех переулков, из-за всех поворотов, и целеустремленно двигались к намеченной цели. Каждый из них полагал, что настоящий здесь - именно он, а все прочие так, серая декорация к его очередному утру. Этим часто отличались люди, чья работа связана с бумажками.
Клерки.
Мередит ненавидела это слово. Оно было слишком уж обычным. Сотни людей по всему Диску работают клерками! Это так невыносимо скучно!.. Ее муж, например, работал голубесчетом, то есть на предприятии, ведавшем голубиной почтой, он заведовал целыми двумя голубятнями и отмечал в журнале каждую птицу. Много ли людей могут похвастать, что работали голубесчетами, да еще и старшими? Ха! А сама Мередит увлеклась мозаичной миниатюрой. Это значило, что в цветочных горшках она выкладывала композиции из цветных камешков. Редкое, и, на взгляд ее брата, совершенно бесполезное занятие. Тем не менее, Мередит гордилась им, так как оно делало ее не похожей на других людей. Ферд пока не проявлял склонностей к чему-то эдакому, но Мередит возлагала на него большие надежды. А вот Руфус ее подвел.
Он был обычным. Обычнейшим из обычных, и, если бы можно было вывести квинтэссенцию обыкновенности, ею бы непременно стал он, Руфус Стукпостук.
Средний рост. Средний вес. Непримечательное лицо - ни вытянутое, не круглое, без отличительных черт. Бесцветные русые волосы, карие глаза, и самая, самая обыкновенная манера одеваться. Обычность, как она есть.
Мередит ненавидела клерков. А он неплохо справлялся с этой работой - она не требовала от него больших усилий, а все, что ему было нужно, это оставаться собранным и внимательным. И тем и другим, а еще десятком разнообразных синонимов к этой характеристике, Руфус был. При отсутствии прочих достоинств, чего только не разовьешь в себе… Но на самом деле, он был ответственным и внимательным потому, что с детства мать внушала ему мысль о том, что таким быть правильно. Именно таких людей другие люди уважают. Прожив на свете достаточно долго, Руфус осознал ее ошибку: нет. Именно таких людей другие люди используют. Это и не пахло уважением. Зачем, скажите, самому напрягаться, если есть олух, который точно прекрасно справится с этой работой? Зачем складывать бумажки, когда можно закончить пораньше и приняться за свои необычайно интересные и оригинальные занятия, так выделяющие тебя из толпы?
Впрочем, из нее легко можно выделиться уже и одной фамилией. Не самый лучший вариант, но бывает и много хуже. Есть, разумеется, и те, кому повезло. Например, однажды Руфус работал с человеком по имени Черный Морган, и Черный было его фамилией. Он соответствовал своему имени, как мог. Но Черных Морганов в мире мало, куда больше несчастных по имени Джимми Пончик или Кэт Недочет.
Стукпостук не самый худший вариант. Впрочем, это заботило только Мередит, хотя она-то по мужу была Перенс. Этим она гордилась, по крайней мере, перед другими родственниками, которым не удалось отделаться от позорной клички Стукпостук.
Руфус не видел в своей жизни ничего ужасного. Да, возможно, от него было бы мало проку в другой работе - неизбежное зло цивилизации. Если бы они жили на другой улице, ну, из тех, по которым лучше не ходить после того, как сгустятся сумерки, это, вероятно, закалило бы его дух и тело, научило бы стоять за себя, отражать удар, не спускать кому-то грубого слова. Но они жили в приличном районе. В небольшом домике с флигелем, и первый этаж полностью принадлежал им, а на втором жили соседи, семья Кексов. Кексы мало интересовали Мередит, и, так как у них была своя дверь, и они не маячили перед глазами, их можно было и вовсе вычеркнуть из жизни. На их улице никогда не происходило ничего в достаточной мере интересного. Он не научился драться, потому что никто его не задирал. Неизбежные в школе стычки сохраняли в себе элемент приличности, потому что за этим следили выпускники Гильдии Учителей, которых часто отправляли проходить практику в таких школах. А нет, как известно, более старательно соблюдающего правила идиота, чем выпускник. Эта школа не формировала ум, она отштамповывала его, выпуская из своих стен сонмы безликих людей в серых жилетах и очках, одним из которых был Стукпостук.
Зато у него не было нареканий на работе. Он никогда ничего не терял, и, будучи человеком аккуратным (что так же не было его заслугой, а, скорее, данью школьному образованию), быстро стал тем самым беднягой, которому поручают больше всего бумажек. Лучше ведь быть уверенным в будущем своих документов, не так ли?
Он много читал - но не потому, что любил чтение, а потому, что это занятие считалось хорошим. Мать и об этом много говорила. Мередит вспоминала об этом с восторгом - матери давно с ними не было, но ее библиотека, шкафчик потрепанных книжек, стоял на почетном месте в гостиной. Все это были книги о чем-то удивительном и необыкновенном, часто мало имеющем отношение к действительности, но иногда - что намного хуже - передающем ее прямо как есть. Доблестные саги, например, старые легенды о затерянных местах, и прочие геройские вещи занимали в этой библиотеке почетное место. Руфус считал их очень своеобразной точкой зрения на историческую реальность. Ему больше нравились книги о вещах, не просто существовавших в действительности, но и находящихся в пределе, так сказать, прямой досягаемости. О простых и ясных предметах - например, кораблях, или градостроительстве. Мередит презрительно отправила эти книги из общей библиотеки на полку в его комнате - по ее мнению, они портили общую картину, и от этого у посетителей могло создаться Неправильное Впечатление…
Здание конторы высилось, подобно квадратной коробке, на углу Печной и Аптечной улиц, и смотрело на них равнодушными квадратами окон. В этом месте вообще хватало квадратов. Здесь занимались подсчетами. Все это имело какое-то отношение к налоговой службе, которая, как известно, вынуждена постоянно все считать и пересчитывать. Есть сборщики налогов, есть те, кто их распределяет, но между ними находятся вот такие квадратные коробки, полные клерков в серых жилетах, которые днями напролет что-то подсчитывают и у них все сходится.
Над входом тикали часы. Это были простые часы, и тикали они размерено, и висели здесь не потому, что кому-то хотелось уличить вас в опоздании или уходе на пять минут раньше, а потому, что они должны были тут висеть. Если бы их не было, осталось бы ощущение не уютности, незавершенности и общей неправильности.
Господин Круглобок, глава отдела, уже сидел за своим столом, и пил утренний кофе. Господин Круглобок был высок и тощ, и походил на старю рыбацкую удочку, разве что тина на нем не засохла. Он кивнул очередному входящему в дверь человеку, изобразив на своем лице дежурное «очередное-рабочее-утро-и-я-вас-заметил» выражение.
На столе уже лежали бумаги. До начала официального рабочего дня было еще десять минут, но Руфус не собирался торговаться из-за десяти минут. Была работа. Ее следовало сделать. Не так ли?
В этом и правда что-то было. Когда ты не можешь изменить систему мира целиком, или повлиять на нее, или хотя бы заставить замечать себя, ты находишь иное приложение силы. Ты не можешь контролировать ледники или правительство (хотя и от того и от другого не в восторге), но ты можешь контролировать буквы и цифры. Ими ты можешь научиться владеть, и они будут делать то, что ты от них хочешь. Выучившись ими пользоваться, уже не ощущаешь себя совершенно беспомощным. Это могло быть глупым, но верный подсчет денег приносил даже больше удовлетворения, чем обладание ими - хотя здесь, в Анк-Морпорке, подобное заявление граничило со святотатством.
Впрочем, в городе могло происходить все что угодно - их это никогда не касалось. Например, недавно сюда прилетал дракон. Были разрушения, но, в основном, в центре города. Потом дракон объявил себя королем, и казначейство потребовало от них сдать в его пользу все золото, что было. С этим вышла неувязочка. В конторе было много бумаги, это да, но золото… Золота не было. Здесь оно было бы… неуместным. Одним словом, дракон пролетел над ними (в исключительно метафорическом смысле) и растворился за горизонтом, как с белых яблонь дым.
Вокруг скрипели многочисленные перья и щелкали счеты. Работы было много - но она была понятной, и вполне… оправдываемой. И благодаря ней можно было не слушать концерт Мередит на кастрюлях и сковородке.
За обедом Тони Гармонь рассказывал последние новости - он любил это, так как можно было преподать их под тем соусом, что больше нравились ему, а не под тем, каким поливала их действительность. Руфус, размешивая чуть сладкий чай, слушал краем уха. Вроде бы, дракон прилетал не сам по себе, а его в город призвали, и не кто-нибудь, а личный секретарь патриция, чтоб ему пусто было (секретарю или патрицию - не уточнялось). Вроде как городская Стража навернула бедолагу буквой закона, да так, что его нашли свалившимся с пятого этажа на груду драконьего недо-золота. И теперь патриций ищет нового секретаря, сетуя, что старый хорошо разбирался в картотеках, и найти такого человека будет трудно. Руфус, сам того не замечая, пожал плечами. Картотека, что в ней может быть сложного? Велика наука. Кто угодно может этому обучится, если будет достаточно прилежен. Но, видимо, все дело в том, что людям неохота быть прилежными. Когда Тони рассказывал все это, он хитро поглядывал на стол Круглобока. Они все знали, что Круглобок почти презирал контору, и считал себя слишком образованным для такого места. Возможно, что именно так оно и было - во всяком случае, писал Круглобок не только без ошибок, но и без помарок, что уж совсем удивительно. У него был аккуратный мелкий почерк с красивым наклоном и всякими завитушками - в самый раз для секретаря патриция. Никто из них не сомневался в том, что Круглобок обязательно попробует себя примерить на это место, и потихоньку подсмеивался. Ежу ведь ясно, что кого попало туда не возьмут. И скорее всего, это будет какой-нибудь знатный засранец с апломбом, как у целого стада павлинов, и чей почерк будет еще белее завитушечным. Или какой-нибудь асассин и Гильдии Наемных Убийц, который не столько секретарь, сколько телохранитель. Да и покойный Воунз, незадачливый призыватель драконов, наверняка был не лыком шит - шпион, как пить дать. Обычные люди во дворец не попадают.
-А что, - стараясь выглядеть равнодушным, протянул Круглобок - У патриция уже есть кто-то на примете?
-Может и есть, кто ж это знает! - хохотнул Тони Гармонь - Его светлость нам не рассказывал!..
Его светлость. Ну да. Есть люди, которые с самого рождения являются «светлостями», вне зависимости от них самих. Предполагается, что все прочие - вероятно, «темности»?
-Ну, думаю, у такого хитрого угря где-нибудь припрятано несколько папок с полными досье на людей, которые, при случае, могли бы сослужить ему службу - пожал плечами господин Кисль, известный сторонник всемирного заговора. Про него поговаривали, что яма со скорпионами не просто плачет, а прямо-таки бьется в истерике, ожидая его. Впрочем, господин Кисль оставался в рамках дозволенного.
-Ты думаешь, что говоришь, господин Кисль? - вздохнул его сосед - В городе сотни жителей, и на каждого держать папку - никакого дворца не хватит!..
-А я и не говорю, что на каждого. Наверняка на тех, кто чем-либо привлек внимание.
-А разве законно вести подобные записи? Это же частное дело каждого? - замялся Арчи, вечно во всем сомневающийся типчик неопределенного возраста. Он не умел говорить утвердительно, и все время вызывал у собеседника желание одобрительно кивнуть
-Ха, когда это тирана волновали такие мелочи? - хмыкнул господин Кисль - Подай-ка мне чайник.
-Чайник? Этот?
-У нас один чайник, Арчи. И прекрати елозить!
-Елозить?..
Тони закатил глаза.
-Послушайте - произнес он - Какое нам-то до этого дело? Ну, может, есть у него эта картотека, а может, и нет - нам с этого ничего не капает. Как считали чужие доллары, так и продолжим их считать. Ладно бы, нового главу какой-нибудь Гильдии выбирали, например - Пекарей, который мог бы взвинтить цены на свой продукт… Но секретарь - рыбка мелкая. Что он сделает такого, чтобы мы почувствовали?.. Руфус, скажи честно, ты свой чай пить будешь, или только размешивать? Потому что если размешивать, то я с удовольствием…
Руфус только тут понял, что все это время стоял боком и слушал, бездумно мешая чай. Отвечать Тони было бессмысленно, и он глотнул остывший напиток. Тони разочарованно отвернулся.
-Должен заметить - снова подал голос господин Кисль - Что отзываться подобным образом об администрации - крайне безответственная социальная позиция!
Руфус отвернулся. Что будет дальше, он знал. С этой фразы и начиналась половина бесконечных споров за обеденным перерывом. Эту фразу господин Кисль где-то услышал, или вычитал, и почему-то считал ее самой лучшей стартовой площадкой для беседы. Не так-то просто уклонится от нее, когда на вас наставляют костистый и желтоватый от курения палец. А суровый, пусть и немного дребезжащий голос говорит о таких серьезных вещах, как социальная ответственность.
Хотя сам Руфус полагал, что такого зверя попросту нет на свете. Если бы он был, кто-нибудь бы его да видел. А так просто существуют люди, которые знают, что делать можно, а что попросту нельзя. И те, кто считает, что тоже это знает, но их знания отличаются. Сам Руфус полагал, что нет смысла говорить, и нужно делать. От слов (если только они не написаны) одни проблемы. Произнося слова, ты непременно задеваешь чьи-то интересы. Действия эти интересы тоже задевают, но разница состоит в том, что действия, в отличие от слов, не оставляют оппоненту простора для ответного хода. То есть, вы как бы ходите первым, и ему не остается ничего иного, кроме как смирится, потому как дело сделано. К тому же, правильно организованные действия привлекают куда меньше внимания, чем слова. Традиционно человечество делит себя и себе подобных на «людей действия» и всех остальных, вероятно, подразумевая под первыми тех, кто сначала стреляет, а потом спрашивает. Согласно недавнему драконьему инциденту, капитан Ваймс совершенно точно был «человеком действия». Руфус не только не спрашивал перед выстрелом - он и не стрелял, поимо прочего, ибо не был ознакомлен с техникой данной процедуры, но все это не мешало ему относить себя именно к людям действия, к тем, кто предпочитает поступки словам. Возможно, в этом было что-то големское - эти создания из глины тоже часто поступали так, словно хотели сказать: я выполняю то, что должен, а вы как хотите, так теперь и думайте. Делай, что должен, и будь, что будет - замечательные слова. Вся беда только в том, что у всех разные мнения на счет того, кто кому и что должен.
Перерыв закончился. День прошел, как проходило множество дней до него, безо всяческих происшествий. У него определенно ничего не было такого, за что бы следовало выделить его из всех прочих.
Между окончанием рабочего дня и сном пролегала полоса препятствий, включающая в себя слишком короткую дорогу домой (идти иным путем было бы попросту неразумно, зачем разбазаривать время, даже если тебе его некуда девать?), ужин и Свободное Время. В это самое Время можно было читать, и делать это было желательно так, чтобы Мередит не стала свидетелем. Мередит была не против, когда вся семья сидела в гостиной и читала. Это называлось «семейным вечером» или еще «культурным досугом», к тому же, было совершенно бесплатным. Однако между нею, читающей об удивительных свойствах поющих камней из Очудноземья («честно-честно, сам видел!»), Фердом, раскрашивающим в книжке жирафа зеленым карандашом (у ребенка такая фантазия!) и ее мужем, который с храпом читал «Редкыя пароды галубей» (причем читал очень оригинально, держа книгу вверх ногами) и Руфусом пролегала огромная пропасть. И пропасть эта заключалась в том, что тому, что Мередит презрительно именовала «скучными вещами» не было места в ее дивной вселенной. Руфус со своей стороны был этому рад. Он не любил читать, когда на него смотрели другие люди. Не в смысле просто смотрели, а так, словно хотели что-то этим сказать. Как смотрит поверх очков старая учительница, заметив у кого-то посторонние предметы под партой.
Люди вообще странные существа. Ну скажите, какой смысл разрабатывать правила поведения и само понятие нормы, если потом из шкуры вон лезть, доказывая, что ты под эти нормы не подходишь?
О боги, как же иногда сложно быть самым обычным человеком…
Вечером был дождь. Он с апатичной яростью лупил в оконные стекла, и перекрывал видимость из всех сил. Можно было только догадываться о том, село уже солнце или нет.
Руфусу солнце было как-то индифферентно (он еще в школе выучил это слово, и оно отлично помогало от проявлений сестринской любви). Он устроился на застеленной кровати, подобрав ноги, и пристроив поближе масляную лампу. Его книга называлась «Древния сестемы счета» - написання человеком, который не был уверен на счет того, где какая буква должна стоять, однако точно знал, где должны находится цифры. Внизу гремела посудой Мередит, и это был грозный знак - он явственно предвещал Гостей в доме. А гости в свою очередь предвещали долгие, нудные, и совершенно бесполезные разговоры. Оставалось лишь наедятся, что гости эти - подруги Мередит, и, следовательно, не имеют к нему никакого, совершенно никакого отношения… Разве что Мередит в очередной раз попытается свести его с одной из них.
А за окном все грохотал дождь. В такую погоду на улицу выходят разве что стражники - потому что даже собаку хороший хозяин придержит под крышей. Даже такие энтузиасты своего дела, как воры и убийцы в такую погоду предпочитали отсиживаться у каминов. Кто, во имя всего святого, додумается ходить по гостям, когда с неба льет как из ведра?
Вскоре снизу послышались голоса, и Руфус получил ответ на этот свой вопрос. Госпожа Делима Грохот - вот кто. В госпоже Грохот было всего четыре с половиной фута роста, что с успехом компенсировалось весом - ее фигура приближалась к идеальной сфере. Мередит очень любила госпожу Грохот: она всегда знала самое ненужное из сплетен, то есть, на языке Мередит - самое интересное. Руфус перевернул страницу. Делимы можно не опасаться. Дамы протрещат на кухне до непристойного времени, после чего еще полчаса будут прощаться, топчась на придверном коврике, а потом Мередит наконец уйдет спать в скверном настроении. И, господи (любой на выбор), какое этим двоим дело до того, появлялись ли в долине Сто трехрогие мангусты, и падали ли с неба устрицы?.. Не занимаются ли этим люди, в обязанности которых входит подобное разбирательство? Разве мангусты и устрицы вмешивались в жизнь Мередит, и совали носы и створки в ее дела? Нет. Так почему бы и Мередит не поступать так же?..
…Когда он ложился спать, то все еще слышал долетающие снизу голоса: они звучали так, словно их обладатели сделали все от них зависящее, чтобы те звучали одновременно приглушенно и отчетливо. Конечно, какой смысл быть неординарной личностью, если этого никто не видит?.. Мередит и госпожа Грохот говорили об оккультном. Руфус в этом ничего не понимал, и половина слов просто пролетала у него между ушей, не задевая ни единого участка мозга. Тем не менее, когда он уже задувал свечу, одна фраза все же просочилась в его сознание.
-Мери - произнесла госпожа Грохот, и звякнула чашкой о блюдце - Мы должны делать то, что только можем.
«Чушь» - подумал Руфус, аккуратно складывая очки и кладя их рядом с лампой - «Мы должны делать то, что мы должны делать. Если каждый начнет тянуть лямку в свою сторону, где мы окажемся?».
И он действительно так думал.
Видимо, Мередит была права: Руфус Стукпостук действительно был самым обыкновенным человеком, которому не было места в мире таинственного и загадочного, сокрытого от глаз простых смертных; в мире, где один человек уже является тонкой плотинкой между нормальностью и запредельщиной…
Утро выдалось туманным. На завтрак была яичница. Ферд получил нагоняй за то, что заговорил об уроках за столом. Перед завтраком он попросил Руфуса (остальные были слишком заняты) проверить, как он готов к географии. Руфус выяснил, что если бы география слушалась Ферда, ей пришлось бы изрядно попотеть, дабы соответствовать его запросам. В частности, согласно Ферду, Анк-Морпорк простирался до тех краев, где, как утверждали жалкие карты, находились Агатовая империя с одной стороны и Убервальд с другой. Так же, очевидно, Круглое море находилось точнехонько под окнами дворца патриция, что немало способствовало развитию отечественного флота. Руфус не был уверен, что столь блестящие познания будут оценены учителями по достоинству, и теперь Ферд поминутно сверялся с десятком шпаргалок, затолканных в самые разнообразные места его школьного костюма. И шевелил губами, повторяя про себя особенно сложные места. Тем не менее, говорить о такой приземленной вещи, как география за завтраком? Фи. Ферду было бы позволено спросить о стране фей или, возможно, ледяных великанов - это бы Мередит еще могла пережить. Но Агатовая империя? Реально существующее место? Как приземлено…
Руфус устало посмотрел сестре в спину. Он не понимал, как можно носить платья с узором в виде паутины, и до колик бояться пауков, что обитали на кухне за печкой. И зачем красить ногти этим глупым лаком, так, что у него каждый раз возникают опасения, не прищемила ли Мередит руку ящиком стола? А шляпа с целой оранжереей и парой птиц - это зачем? Нет, он никогда не поймет этих людей… Почему бы не носить то, что удобно? То, в чем комфортно и что не мешает ежедневным делам?.. Рукава сплошь из черных кружев и перчатки без пальцев сильно осложняли Мередит жизнь, но, видит небо, она очень старалась и мужественно преодолевала все тяготы приземленного мироздания, вкупе с законами физики. Для себя Руфус сформулировал это так: его сестра жила Там, а не Здесь. Вся беда заключалась лишь в том, что , видимо, брать ее Туда полностью тамошние обитатели не пожелали, завладев только мыслями Мередит, и оставив в прозаическом Здесь ее тело.
Все повторяется, день ото дня. Вот то, что на самом деле вращает колесо мира. Именно это, а не дожди из моллюсков или самопроизвольно перемещающиеся столовые приборы… Как там это называла Мередит? Мессеризм, кажется?..
Все повторяется. Каждый день люди идут к своим станкам, плавильным печам, прилавкам, верстакам. А начни они во всю исследовать призраков и толковать голоса мертвых - и что Мередит будет есть на завтрак?..
Туман окутывал улицы города плотным, свалявшимся ватным одеялом. Комки тумана заползали в каждый угол. Руфус больше считал фонари возле вывесок и прислушивался к бою часов, нежели смотрел на дорогу. Он выходил пораньше и являлся на рабочее место с некоторым запасом, так что вряд ли даже в таких условиях он умудрился бы опоздать. Руфус не любил опаздывать. Сам себя чувствуешь существом второго сорта, и подводишь людей, которые на тебя рассчитывали. И все это за каких-то десять минут, которые можно сэкономить утром и выйти пораньше?.. Просто пораньше?..
У парадного входа конторы стояла карета. Руфус не смог разглядеть ее хорошенько. Это могли привезти бумагу, конечно же, однако странно, что к парадному входу... Он обошел экипаж, взбежал по четырем с половиной ступеням и толкнул дверь.
В помещении конторы было светло и ясно - туман сюда не добирался. Господин Круглобок не обратил на Руфуса внимания, весь поглощенный беседой с каким-то незнакомцем. Незнакомец отличался красным носом, усами, которыми можно было чистить бутылки, и костюмом, который стоил больше, чем вся мебель в этой комнате. Нечастый посетитель, и понятно, почему господин Круглобок беседует с ним, не отвлекаясь на всякие… мелочи.
Но сесть за свою конторку Руфусу сегодня было не суждено - он не успел пройти и нескольких шагов между рядами столов, когда в спину прилетел голос управляющего:
-Гм-м, погодите, Стукпостук.
Он вернулся. Когда управляющий зовет, следует приходить немедленно, а не ждать, когда тебе пояснят, зачем и почему.
- У меня сегодня важное собеседование - произнес Круглобок и выразительно задвигал бровями, как будто хотел сказать ими больше, чем языком. И Руфус, в принципе, догадывался, что именно. Он кивнул.
-Нужно отвезти наши отчеты. Поедешь с господином Де Словвом, Стукпостук.
Руфус бросил взгляд на господина Де Словва. Он был похож на кого угодно, только не на человека, имеющего дело с цифрами. Неожиданно тот улыбнулся. Его устрашающие усы пришли в движение, словно стрелки семафора (если бы Руфус знал, что такое семафор и его стрелки уже тогда, он бы именно так и подумал).
-Хо, дорогой сэр, это будет славная поездочка! - пророкотал он невероятно низким басом - И, клянусь чертями, это будет хо-хо что за веселье!
Стукпостук, в попытке идентификации, поставил еще пару сотен галочек под пунктом «нет, совершенно точно, кто угодно, но не клерк».
-Отчеты возьмешь у Тони - кивнул ему Круглобок. Казалось, его брови уже никогда не остановятся в своем подробном повествовании. Стукпостук кивнул и отправился к Тони. Тот скучал. Он без всякого энтузиазма поглядел на Руфуса и зевнул в кулак.
-Выбран жертвой? - поинтересовался Тони. Руфус пожал плечами - универсальный жест, чтобы не говорить человеку «вообще не понимаю, какими путями следуют твои мысли, когда оформляются в слова». Тони со вздохом полез в стол и грохнул на столешницу уже припавшую пылью стопку. Она не была большой, скорее… потрепанной. Руфус поморщился. Бумаги должны были быть в порядке, это часть их работы, не так ли? Они клерки. Клерки равно бумага. Неаккуратная бумага равно плохие клерки. Но времени приводить этот позор в приличный вид у него не было. Он собрал стопку, кивнул Тони, и вернулся к двери. Круглобок как раз поправлял галстук с важным видом. Он весь преисполнился значимости. За его спиной господин Де Словв подмигнул Руфусу и дернул усом. Они вышли в туман, и куривший у фонаря кучер распахнул дверцу кареты перед господином Де Словвом. Тот ловко запрыгнул внутрь, и, пока Руфус неумело вскарабкался следом, зычно рыкнул:
-Хо, давай, покажи этим клячам!
Щелкнул хлыст. Колеса загрохотали по брусчатке. Де Словв до предела отодвинул занавеску, стараясь сделать внутренность кареты хоть немного светлее. Затем он дернул усом в сторону клерка.
-Как твое имя, о юноша бледный со взором горящим?
-Стукпостук, ваша милость.
-Стукпостук, а дальше?
-Руфус, ваша милость.
-А я Руперт. - Он сжал своей огромной лапищей несопротивляющуюся руку собеседника и пару раз энергично тряхнул.
-Хо, не ломай голову! - продолжил он, поймав растерянный взгляд - Я управляющий по найму во дворце.
-Что это значит, ваша милость?
-Это значит, что я увольняю нелояльных людей - растопырил усы Руперт. Пару секунд Руфус соображал. Он всегда предпочитал сначала все обдумать, и только потом что-то сказать, пусть даже это и не прибавляло ему ума в глазах окружающих.
-О - наконец произнес он, кажется, нисколько не впечатленный - Гильдия Наемный Убийц
-Хо, чертовски верно! - кивнул Де Словв - Во дворце работает чертова уйма народу. Иногда кто-нибудь нет-нет да и не устоит перед лишней тысячонкой. Что скажешь?
-Полагаю, это неразумно - пожал плечами Руфус. С непривычки его начало укачивать. За окном было трудно что-либо рассмотреть, да и глаза только-только начали привыкать к полутьме кареты. До него, наконец, дошло, что сидения обтянуты с виду очень простой черной тканью, которая на ощупь была мягкой, не скрипела, и ее крайне трудно было бы протереть. Он даже вообразить не смог бы, сколько она стоит - да и не стал, ибо не видел в этом никакого смысла. Просто на свете есть люди, которые предпочитают дорогую, сверкающую кожу для салонов своих экипажей, или золотое шитье и галуны, или бархатные занавеси… Человек, которому поручили заботу об этом транспорте, получил так же и крайне ясные инструкции. «Что-нибудь неброское и действительно качественное. Вы меня понимаете»? - примерно такие.
-Хо, неразумно! - пробасил Руперт Де Словв - Неразумно, бледный юноша, бить палкой по воде!
-Почему? - не уловил его мысль клерк
-Да потому что она и сдачи дать может!
Руфус сморгнул, но решил не противоречить. Все-таки, речь шла об Анке.
-Я хочу сказать, - пояснил он - что не вижу смысла браться за работу, если допускаешь возможность плохого ее выполнения.
-Это, по-твоему, стало быть, неразумно?
-Да.
-То есть, за работу имеет право браться только тот, кто, хо-хо, и не помыслит смыться в пятницу пораньше, даже если шеф уехал?
-Да.
-Ты не трудоголик, юноша?
-Нет. Я просто думаю, что так правильно.
Руперт закудахтал - это, видимо, означало смех. Он кудахтал так до того самого момента, как карета остановилась, и кудахтал, пока открывал дверцу и выбирался наружу. Руфус выглянул следом. Они въехали через дворцовые ворота и теперь стояли напротив высокой двустворчатой двери, некогда украшенной бронзовыми накладками, но теперь лишившейся их - по причине времени, революции, и темперамента всех жителей Анк-Морпорка, гласившего «тащи все, что можно продать». Руперт поманил Руфуса за собой, и тот несмело ступил на гравий дорожки. За его спиной карета покатила дальше, вероятно, в сторону конюшен. Они же прошли внутрь, миновали огромный холл, обошли широченную и высоченную мраморную лестницу, которую давно никто не полировал, и оказались в небольшом помещении, заставленном полками с бумагами. Здесь, вероятно, должны были работать люди - человек десять - но находился только один. Он сидел за столом у окна и читал какой-то документ.
-А, Руперт - бросил он быстрый взгляд на вошедшего - Ты быстро.
-Старался! - молодцевато рявкнул Руперт так, что Руфус испытал непроизвольное желание прижать уши. Их, как бы то ни было, немного заложило, и следующую реплику он пропустил. Тем не менее, Руперт щелкнул каблуком и вышел, оставляя его один на один с незнакомцем.
-Господин Стукпостук? - поинтересовался тот, откладывая документ - Пожалуйста, проходите. Давайте посмотрим, что вы принесли.