Автор: Чхишваброшван
Бета: SunaHotaru
Персонажи: Ветинари/Драмнот
Рейтинг: R
Жанры: слеш, повседневность, психология
Размер: Мини
Дисклаймер: все принадлежит Терри Пратчетту, хочет он того или нет.
Описание: Будни, которые могут показаться серыми. Разговоры, которые могли бы быть эмоциональными. Любовь, которая ничего не меняет.
Примечание: Имена английские
Благодарность: Mamoru_Chiba за очень неожиданное вдохновение.
читать дальше— Сколько-сколько? — переспросил Ветинари.
Драмнот повторил цифру.
— Правда? О.
Секретарь оторвал взгляд от бумаги и взглянул на Патриция. Нечасто лорд Ветинари позволял себе переспрашивать, да еще и по два раза. Но тот продолжал смотреть в огромное окно с видом на город. Со спины правитель очень напоминал хищного фламинго. Руфус много читал в детстве.
— Именно, сэр. Среди жителей нашелся кто-то, кто смог объединить их... Том Бигглз.
— Что?
— Том Бигглз, сэр, — секретарь заволновался. — Так его зовут.
— И эти активисты желают, чтобы город возместил им убытки после очередного взрыва гильдии алхимиков. Ты же объяснил им, что это невозможно.
Это был не вопрос, а утверждение.
— Разумеется, Ваша светлость. Но мистер Бигглз довольно близко знаком с мистером Слантом из Гильдии Законников, и тот ему дал ряд рекомендаций и указаний, — Драмнот извлек стопку листов из папки и аккуратно положил на край стола. — Здесь говорится...
Патриций поднял руку.
— Ты же объяснил им, что это невозможно.
— Да, сэр. Но...
— Хорошо, я встречусь с этим мистером Бигглзом завтра. Сразу же после того, как сюда заявится командор Ваймс. Это все?
— Да, Ваша светлость.
Патриций кивнул. Драмнот собрал подписанные бумаги и застыл в ожидании позволения уйти. Казалось, Ветинари позабыл о его существовании и ничего, кроме вида за окном, его сейчас не интересовало. Руфус осторожно кашлянул. Никакой реакции. Силуэт правителя отчетливо вырисовывался на фоне окна, и секретарь позволил себе в сотый раз полюбоваться лаконично-четкими чертами этой фигуры. Более совершенной формы он еще не встречал среди живых людей. Через некоторое время силуэт шевельнулся и явил Драмноту такой же совершенный и четко очерченный профиль.
— Ты не спросил, зачем придет командор Ваймс.
А, вот оно что. Иногда Патрицию хотелось поговорить и поделиться своими умозаключениями. Драмнот не протестовал не столько из страха перед правителем города, сколько из банального любопытства. Ему очень нравилось ощущать любопытство. Но в данном случае логика Патриция была очевидна.
— Чтобы оставить еще одну вмятину в стене, я так полагаю, Ваша светлость.
Ветинари развернулся и смерил своего секретаря таким взглядом, что у того подкосились коленки.
— Драмнот, ты... шутишь?
— Нет, сэр. Просто в документах сказано, что для получения компенсации требуется письменное подтверждение стражи по каждому утраченного предмету, а нелюбовь командующего городской стражей к бумагам общеизвестна. Как и его беспомощность в обращении с ними. Завтра он придет, чтобы высказать вашей светлости все, что об этом думает, а единственным значимым и влияющим на будущее поступком будет его удар ярости в стену около двери вашего кабинета, сэр.
Уже в середине фразы Патриций вновь отвернулся к окну.
— Драмнот, тебе известно значение слова “ирония”?
— Конечно, Ваша светлость.
И все. Руфус знал определение, но Патриций явно не его хотел узнать. Прямой ответ на прямой вопрос.
— Фактически, у тебя нет друзей, Драмнот, нет семьи, ты живешь один. Тебе непонятны эмоции такого человека, как Ваймс?
— Нет, сэр. Я общаюсь с племянником.
Снова повисла тишина. Она недоумевала, но недоумевала в полном одиночестве.
— Ваша светлость, могу я вызвать штукатура на завтрашний вечер?
— Не стоит.
— Как скажете, сэр, — секретарь снова умолк в ожидании. Пауза тянулась бесконечно, и он уже почти пожалел, что начисто лишен воображения. Наконец молчание нарушил Патриций.
— Ты можешь идти.
— Благодарю вас, Ваша светлость, — и Драмнот бесшумно вышел.
***
На следующее утро секретарь застал Патриция все в той же позе хищного фламинго у окна. Как будто его кто-то выключил на ночь, забыв убрать в коробку на время бездействия, а утром снова вставил ключик и завел еще на один день.
Возможно, на его плечах скопилась пыль.
Заняв привычное место около стола Драмнот слегка подрагивающими руками открыл папку, выложил на стол документы, ожидающие заверения Патриция, свежие выпуски утренних газет и принялся зачитывать план на сегодняшний день. Закончив, он поднял вопросительный взгляд на правителя.
— Очень хорошо, Драмнот, можешь идти.
Секретарь кивнул и удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь и стараясь не думать о том, что Ветинари не сделал ни одного замечания и ни одной поправки на составленный им план. И даже не пожелал разгадывать кроссворд.
Опустившись на стул за своим рабочим столом, Драмнот надел нарукавники и принялся точить карандаши. Монотонное занятие помогало прояснить ум, а выпитая на ночь пинта убойного зелья Джимкина Пивомеса изрядно его замутила.
Обычно Руфус не пил. Отсутствие воображения делает процесс принятия алкоголя еще более скучным и невыразительным, чем обычное существование, но вчера был особый случай. Отсутствие воображения означает уверенность в своих умозаключениях. А вчерашнее поведение Патриция позволяло сделать определенные выводы. Суть этих выводов сводилась к тому, что отношение Патриция к своему секретарю изменилось. Долгие паузы, ничего не значащие вопросы — это признаки вполне определенного интереса.
Руфус действительно много читал.
Если у тебя нет воображения, это не значит, что ты лишен всех человеческих чувств.
И когда они слишком мешают, их нужно подавить, а алкоголь был самым популярным средством для этого подавления.
Карандаш сломался, оставив крошки грифеля на бумаге.
Лорд Ветинари сидел за столом и изучал составленные Драмнотом документы. На сам текст он почти не смотрел: из бумаги в бумагу всегда кочевали одни и те же уродливо-громоздкие канцеляриты и отточенные бюрократические фразы.
Он смотрел на почерк. Четкие уверенные согласные, идеально выписанные гласные и знаки препинания — о боги, это великолепно! — каждый на своем месте. Под таким текстом было приятно ставить свою подпись.
Патриций отложил лист и взял следующий. Первым делом он c удовольствием оглядел ровные строчки.
Взгляд споткнулся о перечеркнутое слово.
Черновик?
Взгляд скользнул ниже, выхватывая отдельные слова. “В связи...”, “прошу Вас...”, “обязуюсь...”
Внизу страницы расплылось коричневатое засохшее пятно. В центре пятна бумага заметно истончилась.
Патриций аккуратно двумя пальцами поднял странный лист и осторожно втянул носом воздух. От бумаги тянуло перебродившим много раз и явно не предназначавшимся для приема внутрь напитком. Запах напоминал о капитане Ваймсе.
Ветинари положил лист на стол и начал читать.
Заявление
В связи с
Дальше следовало то самое пятно, дата и подпись. Дата была вчерашней, а подпись какой-то неуверенной. Как будто человек просто хотел целиком доделать черновик, прежде чем писать начисто.
Ветинари задумчиво перевернул лист. С обратной стороны отпечаталось все то же пятно, в остальном же он был девственно чист. Патриций покачал головой и убрал заявление в ящик стола.
Затем взял из стопки следующий документ.
Драмнот похолодел. Перед ним лежал договор об аренде одного из городских зданий под общество “Глатателей некушающихся придметов” (именно таким было официально зарегистрированное название этого общества). Документ этот был пятнадцатым в стопке бумаг, которые утром были отправлены на подпись правителю. Ну, должен был быть пятнадцатым. Всего документов было тридцать четыре и тридцать четыре он лично положил на стол Патриция. Но один был здесь, значит...
Драмнот мысленно проклял себя и виски Джимкина Пивомеса. Надо же было сделать такую грубую ошибку: перепутать документы! А самое отвратительное было в том, что он так и не написал чистовик...
От мысли о том, что к Ветинари попала именно эта бумажка, сводило скулы.
Но работа есть работа. Драмнот поднялся, прихватив забытый договор, и скользнул в Продолговатый кабинет.
Ветинари писал письмо. Все бумаги были уже подписаны и в ожидании лежали с другого края стола. Драмнот, стараясь быть максимально незаметным, положил злополучный лист на стол, подцепил пачку подписанных и скрылся за дверью. Наверное, негоже отвлекать Патриция каким-то договором. Учитывая обстоятельства, эти глотатели несъедобного вполне могли подождать до завтра, но работа важнее всего.
Секретарь сел за свой стол и уставился на пачку бумаги так, будто из нее вот-вот вылезет маленькая клатчская ядовитая змея. Затем он сделал глубокий вдох и быстро перелистал документы. Тридцать три. Восемнадцать одним листом и пятнадцать скрепленных. Он зачем-то просмотрел пачку еще раз.
Одного не было, Драмнот был в этом уверен, как и в том, что с утра у него было две руки..
Ветинари поднял голову и посмотрел на одинокий лист. Теперь все встало на свои места.
Перепутал бумаги.
Даже механический мозг Драмнота оказался неспособен противостоять алкогольным парам и дал вполне ожидаемый, но незначительный сбой.
Почему-то Патрицию не хотелось разочаровываться в своем секретаре. Толковые люди, дотошные и педантичные, умеющие делать то, что нужно и когда нужно, встречаются редко. И еще реже проявляют себя. Этот паренек так бы и остался в тени Вонса, если бы последний не оказался таким мечтателем.
И Патриций с облегчением вернулся к письму.
***
В конце рабочего дня Драмнот всегда долгое время проводил в архиве, подшивая документы. Сегодняшний вечер не был исключением. Правда, работа затянулась из-за навязчивых мыслей о попавшем к Патрицию черновике заявления. Руфусу все не давало покоя то, что он так и не переписал его.
Этот непереписанный черновик засел занозой в мозгу, постоянно напоминая о себе и вызывая раздражение от плохо сделанной работы.
Папка, заполненная и должным образом подписанная, была уложена на свое место.
Секретарь привычным жестом заложил за ухо карандаш, с хрустом потянулся и огляделся. Все было на своих местах, значит, пора зайти к Патрицию и уточнить предварительные планы на завтрашний день.
Вооружившись блокнотом, Драмнот вошел в кабинет, аккуратно переступив через Ваффлза.
— Боюсь, Ваша светлость, я пропустил визит командора Ваймса, — проговорил он, глядя в чистую страницу блокнота.
— Вызови штукатура на завтра.
Пометка в блокноте.
— И пригласи этого зомби...
— Мистера Сланта, сэр?
— Именно. Его “юридические консультации”, — голос Ветинари воспроизвел кавычки, — становятся слишком опасными для города в целом и горожан в частности.
Еще одна пометка в блокноте.
— И главу гильдии алхимиков.
Еще пометка.
И выжидательный взгляд сквозь стекла очков.
Ветинари вздохнул и сложил пальцы домиком.
— А сейчас я бы хотел поговорить с тобой насчет твоего заявления.
Карандаш нервно крутанулся в длинных тонких пальцах и перекочевал за ухо.
— П..прошу прощения, сэр, мне очень жаль...
Руфус запнулся. Ему совсем не понравилось, как прозвучало это “жаль”. Как-то слишком жалко.
— Жаль?
Из уст Патриция это прозвучало еще хуже.
Драмнот почувствовал, как к щекам прилила кровь.
Весьма непривычное и интересное явление.
— Наверное, мне стоит объяснить... — начал он, но был перебит.
— Уж будь любезен.
В горле вдруг пересохло. Драмнот сглотнул и с видом ныряльщика, решившего проверить, сколько он продержится живым в бассейне, полном крокодилами, продолжил:
— Мне очень жаль, что я не успел переписать это заявление начисто.
— О, — Патриций посмотрел в глаза секретарю, а тот продолжал говорить, стараясь выглядеть невозмутимым. Ему это даже удавалось. Разве что глаза опустил, да залился непривычным для бумажного работника румянцем.
— Поэтому я хотел бы попросить вас вернуть мне его.
— Ты хочешь отозвать свое заявление? — Ветинари поднялся и, заложив руки за спину, стал медленно обходить стол.
— Вовсе нет, сэр! — Драмнот прижал к груди блокнот в подспудном желании загородиться и сделал шаг назад. — Я хотел бы представить вам его в надлежащем виде.
— Знаешь, Драмнот, свой организм нельзя травить пойлом, которое валит с ног даже матерых стражников, вроде нашего командора.
Ветинари приблизился вполтную к секретарю и теперь льдистые глаза заполнили собой почти всю комнату. Драмнот сморгнул.
— Сэр?..
— Считай это прямым приказом. Ты же, судя по твоему заявлению, гарантировал полное — как там было сказано? Напомни. Повиновение? Подчинение?
Драмнот, как завороженный, смотрел в лицо Патриция.
— Согласие, Ваша светлость. Больше этого не повторится.
— Согласие со всеми моими действиями?
— Со всеми, Ваша светлость. Так всегда было, и у меня нет причин что-либо менять.
Руфус был уверен, что заметил в бесстрастных глазах Патриция искорку радости, и мимолетную усмешку на губах.
Иногда отсутствие воображение делает счастливым.
Ветинари поднял руку и поднес к лицу секретаря. Блокнот с шелестящим звуком шлепнулся на пол, а Патриций жестом фокусника продемонстрировал извлеченный из-за уха карандаш.
— Боишься?
— Нет... сэр, — выговорил Руфус, снимая очки.
— Зря.
В следующее мгновение мир исчез. Точнее, он сжался до невозможно маленьких размеров. В нем была тяжелая рука, властно опустившаяся на затылок, холодные губы и теплый влажный язык, который отнюдь не казался лишним, несмотря на тот факт, что у Драмнота уже имелся во рту один. Выронив очки и даже не заметив этого, он подался вперед, пытаясь обнять, но вдруг поцелуй оборвался, и Руфус оказался прижат лицом к стене с заломленной за спину рукой. Он сдавленно выдохнул, не делая попыток высвободиться, и закусил губу.
— Тебе следовало бы меня бояться, Драмнот. Ты же знаешь, что случилось с твоим предшественником.
Слова шепотом прозвучали над самым ухом, и Руфус позволил себе улыбнуться и повернуть голову.
— Да, Ваша светлость, знаю. Он был мечтателем. А у меня нет воображения. Зато я хорошо делаю свою работу и верен вам. Не городу, не богам, не закону, а только вам. И вы это знаете, сэр.
Захват ослаб. Почувствовав свободу, Руфус развернулся и счел своим долгом продолжить.
— Я не амбициозен и знаю свое место. Оно рядом с вами, Ваша светлость. Об этом вы тоже знаете.
Патриций задумчиво рассматривал своего секретаря. Еще слишком молодого, но уже понимающего механизм его работы. Он тоже осознавал себя шестеренкой и принимал это. Ветинари знал, что только он может и должен быть правителем Анк-Морпорка. Для, так сказать, всеобщего блага. А Драмнот знал, что его шестеренка должна и может крутиться поблизости, дабы облегчать работу правителя. Ни больше, ни меньше. Они оба идеально подходили для той работы, что делают, и прекрасно это сознавали. Без излишних эмоций, без желания “вырваться из удушающей системы”, без самокопательства и догматических моральных ценностей.
Патриций отошел к двери, выпустил наружу поскуливающего Ваффлза и запер дверь. Драмнот снова залился румянцем. Наверное, все-таки слишком много читал.
И ослабил узел галстука. Расстегнул пуговицы жилета.
Ветинари кивнул. Он был рад не разочаровываться в своем секретаре.
…Драмнот застонал и вцепился зубами в руку, что зажимала ему рот. Из глаз брызнули слезы. Обнаженный живот холодила столешница огромного письменного стола, напряженный член был во власти руки владельца этого стола, а сам владелец наверное до крови прокусил плечо своего секретаря. Руфус старался не кричать. Очень старался, хотя боль и удовольствие прожигали его насквозь. О том, что чувствует по этому поводу Патриций, можно было судить только по тяжелому дыханию, раздававшемуся над плечом, да по весьма внушительной штуке, которая и была этим самым источником боли и удовольствия. Резкие и грубые толчки Ветинари раз за разом вышибали дыхание из Драмнота. С каждым разом ему казалось, что он вот-вот лопнет, его разорвет мощью и властью этого человека, что он не сможет выдержать его напор. И он не смог подавить вскрик, когда Ветинари с выдохом наполнил его до краев. На миг Руфус потерял сознание, но очнулся, с размаху приложившись лбом к столешнице. С трудом справившись с руками и ногами, развернулся и мутными глазами посмотрел на Патриция, потирая ушибленный лоб. Тот с серьезным видом оттирал руку от чего-то белого салфеткой.
— С завтрашнего дня увеличится расход салфеток.
— Я учту это при расчете офисных расходов, сэр, — Драмнот потянулся было к уху за карандашом, но вспомнил, что из всех предметов у него осталась только изрядно помятая рубашка. Близоруко прищурившись, он начал собирать свои вещи, надевая их на положенные части тела.
Натягивая жилет, он обнаружил на полу блокнот.
Когда же Драмнот привел себя в относительный порядок, Ветинари уже как ни в чем не бывало сидел за столом. Если бы у Руфуса было воображение, ему бы показалось, что он и не вставал.
На столе лежал исписанный листок с пятном от виски.
— И что же мне теперь с этим делать, Драмнот?
— Я... не знаю, Ваша светлость.
— Это документ, Драмнот. Очевидно, что с ним следует поступить так же, как и с любым другим документом.
Патриций обмакнул перо в чернильницу, задумался на мгновение и размашисто написал в правом верхнем углу “СОГЛАСОВАНО. Хэвлок Ветинари”.
Драмнот поморщился от вопиющего нарушения правил оформления бумаг. Ветинари ухмыльнулся и протянул лист ему.
— Твоя очередь. Что ты будешь с этим делать?
— Подошью в дело, сэр.
— Правда? Какое же?
— Личное, сэр.
— А потом?
Драмнот пожал плечами.
— Отправлю в архив.
Ветинари кивнул. Все правильно. Он не ошибся в этом молодом человеке. Патриций протянул секретарю очки и карандаш.
— Доброй ночи, Драмнот.
— Доброй ночи, Ваша светлость.
***
Глубокой ночью в архиве мелькнул огонек свечи. Мелькнул и погас.
Когда секретарь Патриция Руфус Драмнот вздумает проверять дела, сданные в архив, он, конечно, удивится пропуску одного номера.
Но все поймет, потому что Хэвлоку Ветинари не нужно ему ничего говорить. Поймет, потому что не имеет воображения, а единственная логичная причина лежит на поверхности.
Подобный документ в некоторых руках может оказаться пострашнее любого оружия.
Данные шестеренки уже вряд ли смогут вращаться друг без друга.